//Жильбер Симондон / 8 сентября 1953 года, Сент-Этьен
Впечатление неограниченной, безоговорочно подлинной реальности света. Не вещи как субстанция — теряют и вновь обретают реальность вихри отношений: путешествия, свет, солнце; наружность камней, а не их глубинная вещность. Зерно вещей и не вещей.
//Иоганн Теснериус / О природе магнитных явлений
Возьми вместилище из железа, вроде вогнутых стёкол, снаружи украшенное выгравированными узорами не только ради красоты, но также ради легкости, ибо чем легче сосуд, тем легче его можно привести в движение. Но он не должен быть при этом прозрачным, так чтобы можно было бы видеть заключенную в нем тайну.
//editorial core
Денис Шалагинов
Иван Спицын
Евгений Кучинов
Сергей Кочкуров
//mutual aid sq
Владислав Жигалов, Алексей Конаков, Дмитрий Кралечкин,
Егор Гализдра, Иван Аксёнов, Александр Ветушинский, Иван Напреенко, Майкл Мардер, Хилан Бенсусан, Радек Пшедпельский, Арсений Жиляев, Георгий Федоровский, Мэттью Сегалл, Бен Вудард, Тим Ингольд,
Маяна Насыбуллова, Ярослав Михайлов, Алексей Дорофеев, Кендзи Сиратори, Юк Хуэй, Джесси Коэн, Никита Сазонов, Катя Никитина, Аня Родионова, Коля Смирнов, Антон Крафтский, Никита Архипов, Тим Элмо Фейтен, Аня Горская, Джейкоб Блюменфельд, Саша Скалин, Эдвард Сержан, Кирилл Роженцов, Илья Поляков, Артём Морозов,
Дмитрий Скородумов, Илья Гурьянов и другие.
TG / INST / FB / VK
Впечатление неограниченной, безоговорочно подлинной реальности света. Не вещи как субстанция — теряют и вновь обретают реальность вихри отношений: путешествия, свет, солнце; наружность камней, а не их глубинная вещность. Зерно вещей и не вещей.
//Иоганн Теснериус / О природе магнитных явлений
Возьми вместилище из железа, вроде вогнутых стёкол, снаружи украшенное выгравированными узорами не только ради красоты, но также ради легкости, ибо чем легче сосуд, тем легче его можно привести в движение. Но он не должен быть при этом прозрачным, так чтобы можно было бы видеть заключенную в нем тайну.
//editorial core
Денис Шалагинов
Иван Спицын
Евгений Кучинов
Сергей Кочкуров
//mutual aid sq
Владислав Жигалов, Алексей Конаков, Дмитрий Кралечкин,
Егор Гализдра, Иван Аксёнов, Александр Ветушинский, Иван Напреенко, Майкл Мардер, Хилан Бенсусан, Радек Пшедпельский, Арсений Жиляев, Георгий Федоровский, Мэттью Сегалл, Бен Вудард, Тим Ингольд,
Маяна Насыбуллова, Ярослав Михайлов, Алексей Дорофеев, Кендзи Сиратори, Юк Хуэй, Джесси Коэн, Никита Сазонов, Катя Никитина, Аня Родионова, Коля Смирнов, Антон Крафтский, Никита Архипов, Тим Элмо Фейтен, Аня Горская, Джейкоб Блюменфельд, Саша Скалин, Эдвард Сержан, Кирилл Роженцов, Илья Поляков, Артём Морозов,
Дмитрий Скородумов, Илья Гурьянов и другие.
TG / INST / FB / VK
Театр первой технологии
[Нельзя забывать о том, что в театре работают машины двух типов: насценные (которые появляются на сцене — орудия в руках актеров, объекты как самостоятельные актеры, и ансамбли объектов, которые вкупе с актерами-субъектами и фоновыми декорациями образуют всю полноту видимого: фон и фигуры) и сценические (которые позволяют быть видимым тому, что появляется на сцене — машины освещения, двигатели сцены, очки и театральные бинокли на носах зрителей, слуховые аппараты у них в ушах). Сценические машины находятся по ту сторону фона, устанавливая различие между ним и фигурой. Насценные машины видимы, сценические делают видимое видимым. Всякому объекту предшествует объектив. (Дотехнические приматы смотрят на чёрный монолит, но видят только примитивные орудия в своих руках — руках, впервые появляющихся сразу в двух ролях — в роли операторного органа выхватывания и отделения технического объекта от мира — и в роли актера, подающего знак)]
Маски Театра первой технологии:
(Мартин) Хайдеггер;
(Жильбер) Симондон;
(Некий) Философ;
(Некий) Уфолог;
(Не) Учёный;
Стихийный материалист [музыкальная пила];
Стихиали огня, воды, воздуха и земли [бессловесный хор].
АКТ 0
Хайдеггер и Симондон встречаются на необитаемом острове. [Звук пилы.] Каждый из них попал на этот остров по-отдельности и уже забыл себя. [Хор дребезжит.] Между ними устанавливается сновидческое отношение: неясно, Симондон снится Хайдеггеру или наоборот. [Хор подпевает пиле.]
Сцена I
Симондон (поднимает камень)
Это технический объект. [Звук пилы.] Я вижу в нём всю историю техники, которая ещё не написана. [Хор громко молчит.]
Хайдеггер
Нет. [Хор начинает кричать…] Это камень. […и заглушает звук пилы.] Он отшлифован морскими течениями и другими камнями, он выброшен на берег волнами. Его сделал не человек, его создала природа. Только поэт может это понять. [В криках хора слышатся слова на несуществующем языке.]
Симондон
Ты мыслишь пасторально, считая, что техника предшествует сама себе в качестве сущности. [В криках хора слышится звук пиления древесины.] Ты не видишь сущности техники, считая, что она не есть нечто техническое. Будучи частью природы, этот камень пребывал в магическом мире. В Эдеме. Ты считаешь, что, извлекая его из Эдема, совершают грех — и лучше этот камень, которому назначается сакральность, вернуть на место. Ты считаешь, что технику необходимо вернуть к природе, а природу — на место, с которого она сорвалась после смерти Бога, случившейся в начале. Однако я извлёк этот камень оттуда, я отделил его от магического мира, похитил из Эдема подобно Прометею, укравшему огонь у Зевса, извлёк, как из природы извлекают искру, как разжигают огонь. [Голосят саламандры.] Теперь это технический объект — и это его реальное, а вовсе не наносное качество. Его нельзя отменить, рассмотреть вспять, сделать технический объект предшествовавшим своему собственному появлению. Технический объект предельно материален, вот чего ты никак не можешь охватить своими поэтическими формами.
Хайдеггер
Это печально. [Под землёй стучат молотки.] Ты, в свою очередь, не видишь, чем один технический объект отличается от другого. Ты видишь лишь конкретные и абстрактные технические объекты, лишь технические индивиды, технические элементы и технические ансамбли. Все одинаково техническое. Ты не различаешь — не степеней техничности, нет — технических природ. [По поверхности земли пробегает без звука трещина.] При этом даже не допускаешь того, что элементы могут входить в ансамбли, прямиком из стихий, минуя объекты. Такие технические ансамбли, такие странные скопления элементов, которые нельзя назвать объектами, ты бы даже не заметил — их нет в твоей книге, они тобой не опознаны и не опознаваемы. Ты бы счёл их просто кучами элементов, которые станут техническими лишь тогда, когда войдут в объект и конкретизируются, взяв на себя функции других — таких же (идентично) технических — элементов. Войдут — или хотя бы намекнут на такой объект. Однако такие пучки элементов есть среди того, что ты именуешь объектами или индивидами — и они в этих объектах тобой не угадываются. Ты сторонишься поэзии. Зря. Поэзия подсказала бы тебе, что сущность поэзии есть нечто поэтическое. Сущностной является поэзия о сущности поэзии. [Что завывает, ветер или пила?] Камень в твоей руке может быть и технический объект, но это не техническая сущность. Есть ли техника о сущности техники? Если и есть, то она сейчас не у тебя в руке. В твоей руке лишь камень.
Симондон
[Тишина.] Я докажу тебе, что это технический объект.
Хайдеггер
[Молчание.] Не нужно. Я не поменяю своего мнения. Техническая сущность техники не может быть обычным техническим объектом, её нельзя получить из их суммы — и даже из их соединения в оркестр, которым внимательно дирижирует человек, резонирующий со всеми инструментами в их генетической конкретности. Техническая сущность может быть только чудовищем, откреститься от которого можно лишь такой сущностью, которая возвращает технику к природе. Положи свой камень, не совершай категориальной ошибки.
Симондон
[Пила свистит.] Ортодокс! Как ты умудряешься предшествовать своему собственному становлению?
Хайдеггер
С помощью эсхатологических упражнений: думая о том, что будет после становления. [Скрежет зубов.]
Симондон
[…] Предметы, с которыми ты упражняешься, требуют утяжеления. Примешь ли ты камень из моих рук? Осилишь ли ты вес мысли, которая, следуя, а не следя за техническим объектом в его способе существования, осложняется бременем необратимого понимания: камень, ставший частью молотка, не может вернуться в природу иначе, как пройдя путь от молотка до космической станции? Осилишь ли ты путь вечного изобретения, которое, стремясь открыть природу и слиться с ней, обречено её без конца фальсифицировать?
Хайдеггер
У технического объекта нет никакого способа существования, кроме вот-одержимости. […]
Хайдеггер отворачивается и уходит. Симондон остаётся один. Опять один на необитаемом острове. Через некоторое время он забывает о встрече с Хайдеггером, считая, что то был сон, что Хайдеггер ему приснился — во сне, который уже забыт.
Хайдеггер идёт по лесной тропе. Один. Опять один на необитаемом острове. Через некоторое время он забывает о встрече с Симондоном, считая, что то был сон, что Симондон ему приснился — во сне, который уже забыт.
Это технический объект. [Звук пилы.] Я вижу в нём всю историю техники, которая ещё не написана. [Хор громко молчит.]
Хайдеггер
Нет. [Хор начинает кричать…] Это камень. […и заглушает звук пилы.] Он отшлифован морскими течениями и другими камнями, он выброшен на берег волнами. Его сделал не человек, его создала природа. Только поэт может это понять. [В криках хора слышатся слова на несуществующем языке.]
Симондон
Ты мыслишь пасторально, считая, что техника предшествует сама себе в качестве сущности. [В криках хора слышится звук пиления древесины.] Ты не видишь сущности техники, считая, что она не есть нечто техническое. Будучи частью природы, этот камень пребывал в магическом мире. В Эдеме. Ты считаешь, что, извлекая его из Эдема, совершают грех — и лучше этот камень, которому назначается сакральность, вернуть на место. Ты считаешь, что технику необходимо вернуть к природе, а природу — на место, с которого она сорвалась после смерти Бога, случившейся в начале. Однако я извлёк этот камень оттуда, я отделил его от магического мира, похитил из Эдема подобно Прометею, укравшему огонь у Зевса, извлёк, как из природы извлекают искру, как разжигают огонь. [Голосят саламандры.] Теперь это технический объект — и это его реальное, а вовсе не наносное качество. Его нельзя отменить, рассмотреть вспять, сделать технический объект предшествовавшим своему собственному появлению. Технический объект предельно материален, вот чего ты никак не можешь охватить своими поэтическими формами.
Хайдеггер
Это печально. [Под землёй стучат молотки.] Ты, в свою очередь, не видишь, чем один технический объект отличается от другого. Ты видишь лишь конкретные и абстрактные технические объекты, лишь технические индивиды, технические элементы и технические ансамбли. Все одинаково техническое. Ты не различаешь — не степеней техничности, нет — технических природ. [По поверхности земли пробегает без звука трещина.] При этом даже не допускаешь того, что элементы могут входить в ансамбли, прямиком из стихий, минуя объекты. Такие технические ансамбли, такие странные скопления элементов, которые нельзя назвать объектами, ты бы даже не заметил — их нет в твоей книге, они тобой не опознаны и не опознаваемы. Ты бы счёл их просто кучами элементов, которые станут техническими лишь тогда, когда войдут в объект и конкретизируются, взяв на себя функции других — таких же (идентично) технических — элементов. Войдут — или хотя бы намекнут на такой объект. Однако такие пучки элементов есть среди того, что ты именуешь объектами или индивидами — и они в этих объектах тобой не угадываются. Ты сторонишься поэзии. Зря. Поэзия подсказала бы тебе, что сущность поэзии есть нечто поэтическое. Сущностной является поэзия о сущности поэзии. [Что завывает, ветер или пила?] Камень в твоей руке может быть и технический объект, но это не техническая сущность. Есть ли техника о сущности техники? Если и есть, то она сейчас не у тебя в руке. В твоей руке лишь камень.
Симондон
[Тишина.] Я докажу тебе, что это технический объект.
Хайдеггер
[Молчание.] Не нужно. Я не поменяю своего мнения. Техническая сущность техники не может быть обычным техническим объектом, её нельзя получить из их суммы — и даже из их соединения в оркестр, которым внимательно дирижирует человек, резонирующий со всеми инструментами в их генетической конкретности. Техническая сущность может быть только чудовищем, откреститься от которого можно лишь такой сущностью, которая возвращает технику к природе. Положи свой камень, не совершай категориальной ошибки.
Симондон
[Пила свистит.] Ортодокс! Как ты умудряешься предшествовать своему собственному становлению?
Хайдеггер
С помощью эсхатологических упражнений: думая о том, что будет после становления. [Скрежет зубов.]
Симондон
[…] Предметы, с которыми ты упражняешься, требуют утяжеления. Примешь ли ты камень из моих рук? Осилишь ли ты вес мысли, которая, следуя, а не следя за техническим объектом в его способе существования, осложняется бременем необратимого понимания: камень, ставший частью молотка, не может вернуться в природу иначе, как пройдя путь от молотка до космической станции? Осилишь ли ты путь вечного изобретения, которое, стремясь открыть природу и слиться с ней, обречено её без конца фальсифицировать?
Хайдеггер
У технического объекта нет никакого способа существования, кроме вот-одержимости. […]
Хайдеггер отворачивается и уходит. Симондон остаётся один. Опять один на необитаемом острове. Через некоторое время он забывает о встрече с Хайдеггером, считая, что то был сон, что Хайдеггер ему приснился — во сне, который уже забыт.
Хайдеггер идёт по лесной тропе. Один. Опять один на необитаемом острове. Через некоторое время он забывает о встрече с Симондоном, считая, что то был сон, что Симондон ему приснился — во сне, который уже забыт.
Сцена II
Симондон в своей хижине. Он переделывает свой мотоцикл в моторную лодку, надеясь уплыть на ней с необитаемого острова. В хижину заходит уфолог. [Пила издает характерные звуки.]
Уфолог
Привет, механолог. Я видел в небе неопознанный технический объект. Это был космический корабль инопланетян.
Симондон
Есть какие-то доказательства?
Уфолог
Тебе недостаточно моего свидетельства? Ты думаешь, что я безумец и вне моего свидетельства этого технического объекта не существует? Отнюдь: сейчас этот технический объект передвигается в небе без всяких свидетелей — и он есть. Пойдём я тебе покажу, стань свидетелем.
Симондон
Ты не завлечёшь меня в свою секту. Я католик.
Уфолог
Христос был инопланетянином. Тому тоже есть технические свидетельства. Найдено место посадки и взлёта его космического корабля. Пойдем я тебе покажу, стань свидетелем.
Симондон
Ты опять покажешь мне лишь двусмысленные следы, о которых нельзя сказать, являются они следами технических объектов или нет.
Уфолог
Как насчёт пирамид? Это тоже, по-твоему, не космические станции?
Симондон
Пирамиды — это не космические станции. Это центрирующие иерофании, проявления сакрального в мирском, но не технического в природном — и уж точно не инопланетного в земном. Их реальный технический смысл довольно беден, всё его богатство в твоей голове, в твоём сновидении. Нельзя ухватить то, что увидел в сне, и проснуться, держа его в руках, не посчитавшись с законом технической неудачи.
Уфолог
В этом твоя проблема: ты не хочешь видеть и свидетельствовать. Так ты никогда не заметишь, что технический объект предшествует сам себе, но имманентно, в качестве дара. Ты читал Артура Кларка, ты знаешь о чёрном монолите, но не хочешь проснуться, не хочешь взглянуть на Луну и распрямиться. Это нормально. Чёрный монолит питекантропы воспринимали как естественный объект, не замечая его следы в своих руках: первые орудия, орудия убийства Другого, орудия альтруицида. Лишь Кларк увидел и описал его устройство. Вспомни...
Размахивая руками и гримасничая, уфолог декламирует по памяти:
Уфолог
Привет, механолог. Я видел в небе неопознанный технический объект. Это был космический корабль инопланетян.
Симондон
Есть какие-то доказательства?
Уфолог
Тебе недостаточно моего свидетельства? Ты думаешь, что я безумец и вне моего свидетельства этого технического объекта не существует? Отнюдь: сейчас этот технический объект передвигается в небе без всяких свидетелей — и он есть. Пойдём я тебе покажу, стань свидетелем.
Симондон
Ты не завлечёшь меня в свою секту. Я католик.
Уфолог
Христос был инопланетянином. Тому тоже есть технические свидетельства. Найдено место посадки и взлёта его космического корабля. Пойдем я тебе покажу, стань свидетелем.
Симондон
Ты опять покажешь мне лишь двусмысленные следы, о которых нельзя сказать, являются они следами технических объектов или нет.
Уфолог
Как насчёт пирамид? Это тоже, по-твоему, не космические станции?
Симондон
Пирамиды — это не космические станции. Это центрирующие иерофании, проявления сакрального в мирском, но не технического в природном — и уж точно не инопланетного в земном. Их реальный технический смысл довольно беден, всё его богатство в твоей голове, в твоём сновидении. Нельзя ухватить то, что увидел в сне, и проснуться, держа его в руках, не посчитавшись с законом технической неудачи.
Уфолог
В этом твоя проблема: ты не хочешь видеть и свидетельствовать. Так ты никогда не заметишь, что технический объект предшествует сам себе, но имманентно, в качестве дара. Ты читал Артура Кларка, ты знаешь о чёрном монолите, но не хочешь проснуться, не хочешь взглянуть на Луну и распрямиться. Это нормально. Чёрный монолит питекантропы воспринимали как естественный объект, не замечая его следы в своих руках: первые орудия, орудия убийства Другого, орудия альтруицида. Лишь Кларк увидел и описал его устройство. Вспомни...
Размахивая руками и гримасничая, уфолог декламирует по памяти:
…раздался звук, который Смотрящий на Луну распознать не мог — по той причине, что прозвучал он впервые в истории Земли. Это был лязг металла о камень.
Впервые Смотрящий на Луну увидел Новый Камень в слабом свете нарождающегося дня, когда повёл свою стаю на утренний водопой. Он почти забыл о своих ночных страхах <…> и потому новый странный предмет не вызвал у него ни страха, ни ощущения опасности. Да в нём и не было ничего страшного.
Это была прямоугольная глыба раза в три выше Смотрящего, но узкая настолько, что, разведя руки, он мог коснуться её краев, и состояла она из какого-то совершенно прозрачного вещества. <…>
Конечно же, это камень; наверно, он вырос здесь за ночь. <…>
[Питекантропам] и в голову не приходило, что в эти мгновения неведомая сила исследует их умственные способности, определяет формы и размеры их тел, изучает психические реакции, оценивает их скрытые возможности. <…> Вдруг один питекантроп, сидевший ближе других к кристаллу, зашевелился.
Он не двинулся с места, просто его тело освободилось от гипнотического оцепенения, и он задвигался, словно марионетка, управляемая невидимыми нитями. Голова его повернулась направо, потом налево; он молча открыл и закрыл рот, сжал и разжал кулаки. Затем наклонился, схватил длинный стебель и попытался плохо повинующимися пальцами рук завязать его в узел.
<…> молодой поросёнок <…> вовремя не поостерёгся <…> он продолжал беззаботно подрывать пятачком корни травы, пока Смотрящий на Луну ударом каменного молота не погасил теплившуюся в его мозгу слабую искорку сознания <…>
Смотрящий на Луну, опьянённый победой, еще долго приплясывал и бормотал у входа в пещеру. Он безошибочно чуял, что всё в мире переменилось, отныне он уже не будет беспомощной жертвой враждебных сил.
<…>
Огромная кристаллическая глыба исчезла так же загадочно, как и появилась, — подобно грому и молнии, облакам и затмениям светил. Утонув в прошлом, которое для питекантропов не существовало, она уже никогда более не вспоминалась Смотрящему на Луну.
Впервые Смотрящий на Луну увидел Новый Камень в слабом свете нарождающегося дня, когда повёл свою стаю на утренний водопой. Он почти забыл о своих ночных страхах <…> и потому новый странный предмет не вызвал у него ни страха, ни ощущения опасности. Да в нём и не было ничего страшного.
Это была прямоугольная глыба раза в три выше Смотрящего, но узкая настолько, что, разведя руки, он мог коснуться её краев, и состояла она из какого-то совершенно прозрачного вещества. <…>
Конечно же, это камень; наверно, он вырос здесь за ночь. <…>
[Питекантропам] и в голову не приходило, что в эти мгновения неведомая сила исследует их умственные способности, определяет формы и размеры их тел, изучает психические реакции, оценивает их скрытые возможности. <…> Вдруг один питекантроп, сидевший ближе других к кристаллу, зашевелился.
Он не двинулся с места, просто его тело освободилось от гипнотического оцепенения, и он задвигался, словно марионетка, управляемая невидимыми нитями. Голова его повернулась направо, потом налево; он молча открыл и закрыл рот, сжал и разжал кулаки. Затем наклонился, схватил длинный стебель и попытался плохо повинующимися пальцами рук завязать его в узел.
<…> молодой поросёнок <…> вовремя не поостерёгся <…> он продолжал беззаботно подрывать пятачком корни травы, пока Смотрящий на Луну ударом каменного молота не погасил теплившуюся в его мозгу слабую искорку сознания <…>
Смотрящий на Луну, опьянённый победой, еще долго приплясывал и бормотал у входа в пещеру. Он безошибочно чуял, что всё в мире переменилось, отныне он уже не будет беспомощной жертвой враждебных сил.
<…>
Огромная кристаллическая глыба исчезла так же загадочно, как и появилась, — подобно грому и молнии, облакам и затмениям светил. Утонув в прошлом, которое для питекантропов не существовало, она уже никогда более не вспоминалась Смотрящему на Луну.
Будущие люди быстро забыли о черном монолите, считая, что это был сон, что чёрный монолит им приснился — во сне, который уже забыт. Они взяли в руки камни, не узнавая в них черты чёрного монолита.
Симондон
Уходи. Твоё место — по ту сторону моего одиночества.
Уфолог уходит.
Симондон
Уходи. Твоё место — по ту сторону моего одиночества.
Уфолог уходит.
Сцена III
Хайдеггер в своей хижине, он курит трубку и смотрит в окно. В окне появляется философ. [Сверкает молния.]
Философ
Привет, онтолог! [Гремит гром.]
Хайдеггер
Я больше не онтолог. Я просто мыслитель. Ты кто?
Философ
???
Хайдеггер
Ты философ? В философии больше нет смысла. Философы лишь подбирали слова, оброненные поэтами. Если поэты будут бережнее и внимательнее относиться к своим словам, будут держать их на коротком поводке и не отпускать далеко, чтобы никто не мог их развратить, надругавшись над ними, философам будет нечего подбирать, и они умрут от удушья, не в силах сказать ни слова. В этой хижине умер такой философ, остался только я, мыслитель.
Философ
Что ты пытаешься осмыслить?
Хайдеггер
Технику.
Философ
Твоё осмысление техники всем известно: сущность техники не есть нечто техническое.
Хайдеггер
Чего-то не хватает. Я не могу остановиться. [Гремит гром.]
Философ
Не может остановиться только вечный двигатель. [Сверкает молния, ее вспышка не гаснет.]
Хайдеггер
Можно ли сделать вечный двигатель?
Философ
А ты как думаешь?
Хайдеггер (задумчиво)
Ты знаешь, одного поэта я всегда обходил стороной — я обходился с ним так, что одна сторона его всегда оставалась в затемнении. Я огибал его, придерживаясь пути к языку. В итоге я совсем про него забыл, считая, что он мне приснился — во сне, который уже забыт. Это Новалис, поэт-инженер. Только сидя здесь, в склепе философа, умершего от голода по поэтическому слову, я вспомнил о нем, вспомнил, почему он меня беспокоил так, что я сторонился встречи с ним. Новалис пишет о вечном двигателе:
Философ
Привет, онтолог! [Гремит гром.]
Хайдеггер
Я больше не онтолог. Я просто мыслитель. Ты кто?
Философ
???
Хайдеггер
Ты философ? В философии больше нет смысла. Философы лишь подбирали слова, оброненные поэтами. Если поэты будут бережнее и внимательнее относиться к своим словам, будут держать их на коротком поводке и не отпускать далеко, чтобы никто не мог их развратить, надругавшись над ними, философам будет нечего подбирать, и они умрут от удушья, не в силах сказать ни слова. В этой хижине умер такой философ, остался только я, мыслитель.
Философ
Что ты пытаешься осмыслить?
Хайдеггер
Технику.
Философ
Твоё осмысление техники всем известно: сущность техники не есть нечто техническое.
Хайдеггер
Чего-то не хватает. Я не могу остановиться. [Гремит гром.]
Философ
Не может остановиться только вечный двигатель. [Сверкает молния, ее вспышка не гаснет.]
Хайдеггер
Можно ли сделать вечный двигатель?
Философ
А ты как думаешь?
Хайдеггер (задумчиво)
Ты знаешь, одного поэта я всегда обходил стороной — я обходился с ним так, что одна сторона его всегда оставалась в затемнении. Я огибал его, придерживаясь пути к языку. В итоге я совсем про него забыл, считая, что он мне приснился — во сне, который уже забыт. Это Новалис, поэт-инженер. Только сидя здесь, в склепе философа, умершего от голода по поэтическому слову, я вспомнил о нем, вспомнил, почему он меня беспокоил так, что я сторонился встречи с ним. Новалис пишет о вечном двигателе:
У каждой науки свой Бог, который является и целью таковой. Так механика живет идеей Perpetuo mobile — любой ценой стремится сконструировать Perpetuum mobile. Также химия со своим Menstruo universali, духовным веществом или философским камнем. Философия ищет единственный первопринцип. Математик — квадратуру круга и высшее уравнение. Человек — Бога. Врач — эликсир жизни, экстракт молодости и чувство совершенного владения телом. Политик — совершенное государство — вечный мир — свободное государство.
<…>
Всякая машина, живущая великой идеей Perpetuo mobili, сама должна стать Perpetuum mobile — каждый человек, живущий Богом и в Боге, сам должен стать Богом.
<…>
Настоящее удовольствие — тоже своего рода Perpetuum mobile, оно воспроизводит само себя, а если не воспроизводит, то из-за трения — в коем причина всех бед и зол в мире. (Вообще, механика есть самая полезная формула аналогии для физики.)
<…>
Всякая машина, живущая великой идеей Perpetuo mobili, сама должна стать Perpetuum mobile — каждый человек, живущий Богом и в Боге, сам должен стать Богом.
<…>
Настоящее удовольствие — тоже своего рода Perpetuum mobile, оно воспроизводит само себя, а если не воспроизводит, то из-за трения — в коем причина всех бед и зол в мире. (Вообще, механика есть самая полезная формула аналогии для физики.)
У Новалиса вечный двигатель — это и сущность природы, и сущность поэзии, и сущность техники. В каждом техническом объекте он видит отражение вечного двигателя, грёзу о нём. Я задумался: если вечный двигатель можно сделать, то моё разграничение неверно, сущность техники может стать чем-то техническим. Поэтому я застыл здесь, у окна, боясь пошевелиться: вдруг, повернув голову, я увижу вечный двигатель — в истории, которая начнется, например, с этого камня, который я вижу в своей руке, забывшей на мгновение как подавать знак, и заставшей себя как орган технического схватывания? Тогда получится, что и сущность поэзии есть не поэтическое нечто, а нечто техническое. Мне страшно. Я сижу и вспоминаю слова любимых поэтов, уберегая их от соприкосновения с чем бы то ни было техническим. Чтобы не разучиться говорить.
Философ
Мне жаль тебя.
Хайдеггер (не обращая внимания на слова философа)
Где опасность, там и спасение.
Философ
Но спасти нужно технический объект.
Хайдеггер (беспокойно)
Я думаю, что это ты мне снишься, а не я тебе.
Философ
Тогда прогони меня.
Хайдеггер
Я не могу. Даже зажмуриваясь, я вижу твоё лицо.
Философ
Это твоё лицо в гробу. Ты видишь себя мёртвым. Ты мёртв?
Хайдеггер
Я не знаю. Моё лицо находится по ту сторону моего одиночества. [Вспышка молнии гаснет, начинается дождь.]
Философ
Мне жаль тебя.
Хайдеггер (не обращая внимания на слова философа)
Где опасность, там и спасение.
Философ
Но спасти нужно технический объект.
Хайдеггер (беспокойно)
Я думаю, что это ты мне снишься, а не я тебе.
Философ
Тогда прогони меня.
Хайдеггер
Я не могу. Даже зажмуриваясь, я вижу твоё лицо.
Философ
Это твоё лицо в гробу. Ты видишь себя мёртвым. Ты мёртв?
Хайдеггер
Я не знаю. Моё лицо находится по ту сторону моего одиночества. [Вспышка молнии гаснет, начинается дождь.]
Сцена IV
Философ и уфолог встречаются у чёрного монолита.
Философ (начинает обезьянничать)
У-а-а-а-а-а.
Уфолог
Не обезьянничай. Проникнись значимостью момента. Ты смотришь в лицо Творцу.
Философ
Творец мёртв.
Уфолог
Однако его гроб летает и продолжает его дело, распространяя Весть. Только глядя на летающий гроб, мы предполагаем труп Бога, который приводит его в движение. Боясь заглянуть внутрь — туда, где Богом и не пахнет. Мёртвый Бог — это только неудавшийся конец метафизики. Он освободил место, и теперь на этом месте ты видишь чёрный монолит.
Философ
Я ничего не вижу.
Уфолог
Ты не можешь опознать в нём объект. Для тебя этот объект извечно и навсегда неопознанный. Как вечный двигатель.
Философ
Нельзя видеть то, чего не существует. Разве что доверившись мошенникам и их фокусам.
Уфолог
Но можно видеть ничто. В ужасе и скуке ты видишь: ничто.
Философ
У меня нет словаря, чтобы описать чёрный монолит.
Уфолог
У меня тоже. Но, в отличие от тебя, я не отворачиваюсь. И знаешь, что я вижу?
Философ
То, что хочешь увидеть.
Уфолог
Нет. То, что даёт себя видеть. Мои глаза — лишь антенны для ухватывания сигналов от неопознанных технических объектов. Я вижу, что чёрный монолит — это не объект, а объектив. Есть технические объекты, которые мы видим, и есть технические объективы, которые делают видимое видимым, которые позволяют видеть — делают техническое техническим и заставляют его коснуться, а не только созерцать. Заметь: технические объективы существуют реально. Чёрный монолит позволил тебе заметить камень, который ты держишь в руке и называешь техническим объектом.
Философ
Хайдеггер, это ты?
Уфолог
Нет. Хайдеггер — это мой сон.
Философ
А мне снится, что я Симондон.
Философ (начинает обезьянничать)
У-а-а-а-а-а.
Уфолог
Не обезьянничай. Проникнись значимостью момента. Ты смотришь в лицо Творцу.
Философ
Творец мёртв.
Уфолог
Однако его гроб летает и продолжает его дело, распространяя Весть. Только глядя на летающий гроб, мы предполагаем труп Бога, который приводит его в движение. Боясь заглянуть внутрь — туда, где Богом и не пахнет. Мёртвый Бог — это только неудавшийся конец метафизики. Он освободил место, и теперь на этом месте ты видишь чёрный монолит.
Философ
Я ничего не вижу.
Уфолог
Ты не можешь опознать в нём объект. Для тебя этот объект извечно и навсегда неопознанный. Как вечный двигатель.
Философ
Нельзя видеть то, чего не существует. Разве что доверившись мошенникам и их фокусам.
Уфолог
Но можно видеть ничто. В ужасе и скуке ты видишь: ничто.
Философ
У меня нет словаря, чтобы описать чёрный монолит.
Уфолог
У меня тоже. Но, в отличие от тебя, я не отворачиваюсь. И знаешь, что я вижу?
Философ
То, что хочешь увидеть.
Уфолог
Нет. То, что даёт себя видеть. Мои глаза — лишь антенны для ухватывания сигналов от неопознанных технических объектов. Я вижу, что чёрный монолит — это не объект, а объектив. Есть технические объекты, которые мы видим, и есть технические объективы, которые делают видимое видимым, которые позволяют видеть — делают техническое техническим и заставляют его коснуться, а не только созерцать. Заметь: технические объективы существуют реально. Чёрный монолит позволил тебе заметить камень, который ты держишь в руке и называешь техническим объектом.
Философ
Хайдеггер, это ты?
Уфолог
Нет. Хайдеггер — это мой сон.
Философ
А мне снится, что я Симондон.
Сцена V
Уфолог и философ встречаются в чаще леса.
Уфолог (выглядит потерянным)
Кто здесь?
Философ
Природа.
Уфолог
То есть никого? Ни объекта, ни субъекта? Кто же может засвидетельствовать это?
Философ
Вот-бытие.
Уфолог
У тебя в руке камень. Что это?
Философ (смотрит на камень)
Это сломанный молоток.
Уфолог
Ты безумен. Если это и молоток, то ещё не изобретенный.
Философ
Достаточно ли посмотреть на камень, чтобы изобрести молоток?
Уфолог
Нет, нужно взять его в руку, удостоверившись, что он существует, что он не снится. Почувствовать его шершавую поверхность, почувствовать его вес. А потом отделить его от тела вместе с рукой. Взять в руку получившееся орудие ещё раз. Заново пройти этот круг техники.
Философ
Круг техники?
Уфолог
Да, магический круг техники.
Философ
Мы сейчас где?
Уфолог
Мы в чаще леса.
Философ
Что такое чаща леса?
Уфолог
Это
Уфолог (выглядит потерянным)
Кто здесь?
Философ
Природа.
Уфолог
То есть никого? Ни объекта, ни субъекта? Кто же может засвидетельствовать это?
Философ
Вот-бытие.
Уфолог
У тебя в руке камень. Что это?
Философ (смотрит на камень)
Это сломанный молоток.
Уфолог
Ты безумен. Если это и молоток, то ещё не изобретенный.
Философ
Достаточно ли посмотреть на камень, чтобы изобрести молоток?
Уфолог
Нет, нужно взять его в руку, удостоверившись, что он существует, что он не снится. Почувствовать его шершавую поверхность, почувствовать его вес. А потом отделить его от тела вместе с рукой. Взять в руку получившееся орудие ещё раз. Заново пройти этот круг техники.
Философ
Круг техники?
Уфолог
Да, магический круг техники.
Философ
Мы сейчас где?
Уфолог
Мы в чаще леса.
Философ
Что такое чаща леса?
Уфолог
Это
место, обладающее некоей силой, …впитывающее в себя всю силу и действенность области, которую оно определяет; оно сжимает и удерживает силу некоей уплотнённой массы реальности; оно сжимает её и главенствует над ней <…> Сердцевина леса, средоточие равнины являются не просто географическими реалиями, обозначенными метафорически и геометрически — это реалии, которые сосредотачивают в себе силы природы, подобно тому, как они фокусируют человеческое усилие: они являются фигуральными структурами по отношению к массе, которая подпирает их и составляет их фон.
Философ
Мы в магическом мире? Его не существует. Нет никакого мира без средств, нет никакого непосредственного мира. Стоит нам взглянуть на молоток, как он сразу ломается.
Уфолог
Но здесь это не так. Глядя в чащу леса, не наломаешь дров. Нужен исправный топор.
Философ
Капп, это ты?
Уфолог
Нет. Капп снится тому, кто снится мне. Я истолковал этот сон так: глаза появляются вместе с окнами и очками, а рука — вместе с топором.
Философ
У тебя в руке неисправный топор. Твоя рука тоже неисправна?
Уфолог
Топор исправен: я его ещё не видел. Он ещё не неисправен, он ещё не потерпел неудачи. С его помощью я выношу чащу из леса.
Философ
Но это невозможно: сущность леса не есть нечто из леса.
Уфолог
Нет, сущность леса материальна. Но только изготовив её из древесины, добыв эту древесину в чаще леса, можно эту сущность схватить.
Философ
Сущность леса есть нечто техническое.
Уфолог
Да.
Философ
Симондон, это ты?
Уфолог
Нет. Симондон — это мой сон.
Философ
А мне снится, что я Хайдеггер.
Мы в магическом мире? Его не существует. Нет никакого мира без средств, нет никакого непосредственного мира. Стоит нам взглянуть на молоток, как он сразу ломается.
Уфолог
Но здесь это не так. Глядя в чащу леса, не наломаешь дров. Нужен исправный топор.
Философ
Капп, это ты?
Уфолог
Нет. Капп снится тому, кто снится мне. Я истолковал этот сон так: глаза появляются вместе с окнами и очками, а рука — вместе с топором.
Философ
У тебя в руке неисправный топор. Твоя рука тоже неисправна?
Уфолог
Топор исправен: я его ещё не видел. Он ещё не неисправен, он ещё не потерпел неудачи. С его помощью я выношу чащу из леса.
Философ
Но это невозможно: сущность леса не есть нечто из леса.
Уфолог
Нет, сущность леса материальна. Но только изготовив её из древесины, добыв эту древесину в чаще леса, можно эту сущность схватить.
Философ
Сущность леса есть нечто техническое.
Уфолог
Да.
Философ
Симондон, это ты?
Уфолог
Нет. Симондон — это мой сон.
Философ
А мне снится, что я Хайдеггер.
Сцена VI
Учёный сидит в своём кабинете. На столе — техническая сущность техники, E(d)T. Выглядит как самая обычная пила.
Ученый (бормочет себе под нос, так, чтобы никто не услышал)
Чёрт побери, я чувствую себя лжеученым: как ещё я могу заниматься сущностью, этим философским вопросом? Ведь учёный отличается от лжеученого, но не наоборот — если я обращусь в лжеученого, как я об этом смогу узнать, находясь на необитаемом острове, без взгляда другого? Задавшись этим вопросом, начинаешь себя подозревать. Но прочь сомнения. C[нрзб]o ergo sum!
Первый технолог начинает играть на музыкальной пиле и петь.
Технема и технеза,
вот, что обрамляет
техническую сущность техники.
Сущность технемы — технеза.
Сущность технезы — технема.
Сущность техники есть
кое-что техническое.
Но это нечто — не объект,
не-объект,
необъект;
это категориальная ошибка
во всей её тонкой щекотливой материальности.
Вечный двигатель можно
(попытаться)
либо обнаружить,
либо изобрести.
Тут кто-то что-то
говорил про молнии.
Но никто и ничего — про молнии шаровые.
Это не объект,
это не индивид,
это не сущее,
но и не ничто.
Это аномалия.
Технема:
шаровая молния, увиденная во сне
(восхищение).
Технеза:
шаровая молния, извлеченная из сна,
воссозданная в лаборатории первой технологии
(похищение).
Или наоборот?
Я запутался.
Чувствую себя лжеученым.
В кабинет ученого заглядывает с чёрного хода уфолог; чёрный ход неотличим от чёрного монолита.
Уфолог (смеясь)
Et cætera, et cætera!
Ученый (бормочет себе под нос, так, чтобы никто не услышал)
Чёрт побери, я чувствую себя лжеученым: как ещё я могу заниматься сущностью, этим философским вопросом? Ведь учёный отличается от лжеученого, но не наоборот — если я обращусь в лжеученого, как я об этом смогу узнать, находясь на необитаемом острове, без взгляда другого? Задавшись этим вопросом, начинаешь себя подозревать. Но прочь сомнения. C[нрзб]o ergo sum!
Первый технолог начинает играть на музыкальной пиле и петь.
Технема и технеза,
вот, что обрамляет
техническую сущность техники.
Сущность технемы — технеза.
Сущность технезы — технема.
Сущность техники есть
кое-что техническое.
Но это нечто — не объект,
не-объект,
необъект;
это категориальная ошибка
во всей её тонкой щекотливой материальности.
Вечный двигатель можно
(попытаться)
либо обнаружить,
либо изобрести.
Тут кто-то что-то
говорил про молнии.
Но никто и ничего — про молнии шаровые.
Это не объект,
это не индивид,
это не сущее,
но и не ничто.
Это аномалия.
Технема:
шаровая молния, увиденная во сне
(восхищение).
Технеза:
шаровая молния, извлеченная из сна,
воссозданная в лаборатории первой технологии
(похищение).
Или наоборот?
Я запутался.
Чувствую себя лжеученым.
В кабинет ученого заглядывает с чёрного хода уфолог; чёрный ход неотличим от чёрного монолита.
Уфолог (смеясь)
Et cætera, et cætera!